This article considers the relations between the Russian Empire and its national peripheries. The authors focus on the deformation of imperial principles of the organisation of power under the influence of the periphery instead of the traditional analysis of imperial methods of incorporating it. The work is based on documents from federal archives and published historical evidence * Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №17-78-20117 «Национальные окраины в политике Российской империи и русской общественной мысли»).

Является ли концепция фронтира убедительной сегодня? Какие в ней есть сильные и слабые стороны? Майкл Ходарковский: Давайте начнем с начала. Известные библейские слова: «В начале было слово» можно было бы с таким же успехом заменить на: «В начале был фронтир». Ведь практически любое общество с самых ранних времен было обществом с размытыми, не точно установленными границами, которые в основном появляются только при возникновении империй и особенно национальных государств. Поэтому фронтир-это универсальная категория, ибо все государственные образования начинали с этого. Вопрос только в том, когда эти государства перестают быть фронтирными и закрепляются в четко обозначенных границах. Ирина Петровна Басалаева: Идея начать дискуссию в журнальном формате об одном из, кажется, самых неоднозначных концептов современного социально-исторического знания мне представляется важной и своевременной. Важной-потому что фронтирная теория является существенным элементом конструкции постсоветской историографии, а своевременной-ибо, по моим наблюдениям, отечественная теоретизация фронтира вошла в экстенсивную фазу. Что я имею в виду? Острота постановки исследовательских вопросов стала уже достоянием прошлого-«нулевых» годов, когда фронтир еще выглядел новаторской методологией. Осторожно замечу, что, возможно, настоящих проблематизаций не случилось и тогда. Некоторое время фронтирную концепцию держали если не в центре внимания исторической корпорации, то уж явно в поле этого внимания три вещи: энергичный, в духе теоретической «интервенции» импорт модели в отечественный материал, эффектная рекомпозиция традиционных историографических сюжетов в фронтирной оптике и некоторое освежение цехового языка. Однако к сегодняшнему дню фронтирная полемика рутинизировалась: позиции и персоны в целом определены, интеллектуальные ходы более-менее прогнозируемы, топосы взаимного цитирования тяготеют к цикличности. Реального движения не видно. Статью уважаемого Д. В. Сеня на этом фоне рассматриваю как жест, приглашающий исследователей к (условно) совместной работе, которая могла бы такое движение

The study is based both on previously published and unpublished archival documents. The article refers to a variety of materials from federal, regional and college archives. The article is devoted to problems of administration and education development on the southern outskirts of the Russian Empire in the late 19 th-early 20 th centuries. That was a time of systemic crisis in the Caucasus. The revolution of 1905-1907 and the intensification of insurgent groups' activity created a situation where the Russian Empire risked losing the Caucasus. Many deficiencies in the work of administrative institutions and the decrease in the pace of modernization aggravated the situation. It was already in the late 19 th century that the representatives of the regional administration pointed to the crisis in the Caucasus. The Russian Empire faced problems of war in the Caucasus again, and to overcome the crisis a Caucasian Viceroyalty was established. The Caucasian Viceroy received a number of administrative privileges. In this regard, the Caucasian Viceroyalty was an attempt to escape from the Empire for the sake of the Imperial interests. The ruling elite of in the capital of the Empire was against the return to the vicegerency which was most severely criticized by Chairman of the Committee and the Council of Ministers S. Yu. Witte, who almost succeeded in achieving the abolition of vicegerency in December, 1905. Primarily, the Russian administration needed to find effective ways of combating units of abreks (outlaws expelled by their tribes). The most dangerous enemy of the Russian administration in the region was the legendary abrek Zelimkhan Gushmazukaev. His popularity and prosperity undermined the authority of the official rulers. Soon Caucasian Viceroy I. I. Vorontsov-Dashkov proved it was impossible to resist the instability by means of punitive methods alone. The Viceroy proposed a reform programme to alleviate the

This review examines a monograph by Philipp Ammon that considers the history of the entry and integration of the territories of historical Georgia into the space of the Russian Empire. In his book, the German historian focuses on finding the roots and forerunners of modern Russian – Georgian political conflicts. The author consistently describes the events of the eighteenth and nineteenth centuries. Ammon shows the circumstances of the conclusion of the Treaty of Georgievsk in 1783 and the proclamation of the manifesto on the accession of East Georgia on 12 September 1801. At the same time, he refers to the entry of Eastern Georgia into the administrative and political space of the Russian Empire as an occupation and considers the Russian authorities’ subsequent policies to be Russification. These provisions are substantiated by well-known scholarly literature, but, according to the reviewers, the author does not use archival and published documentary evidence systematically. According to Ammon, the repressive policy of the Russian state is proved by armed protests and political conspiracies that took place on the southern periphery of the empire in the first half of the nineteenth century. The historian briefly notes the other side of imperial policy, such as the establishment of an educational system, cultural initiatives, and social transformations. However, according to Ammon, all these are also integral elements of Russification. The review criticises some of the book’s provisions.