The study of Russia’s foreign policy poses something of a paradox. On the one hand, Russia’s actions are viewed as aimed at revising the existing rules-based order built by the end of the Cold War. On the other hand, on numerous occasions, one pinpoints that Russia has devised a language similar to the Western nations to justify its foreign policy. I call the phenomenon that explains this paradox the game of interpretation. The article illustrates how Russia is engaged in the game of interpretation with the West in the post-Cold War order by Russia’s appliance to the norm of humanitarian interventions. By analyzing the Russian discourse during the Russo-Georgian War (2008), I demonstrate how the Russian foreign policy leadership reproduces similar narrative patterns used by the West during the Kosovo War (1999). Exemplifying the game of interpretation by humanitarian interventionism is not accidental. Humanitarian interventionism is studied in the literature as being characteristic of the Western ‘ethical foreign policy’ originated by the end of the Cold War, with Russia being depicted as either skeptical or as an unequivocal opponent of such an approach in world politics. Methodologically, the work builds on quantitative and qualitative analysis of selected texts compiled from the archives of NATO and the US State Department, as well as the website “Kremlin.ru” and the website of the Russian Foreign Ministry.

The article studies “ontological” security concept. In a general sense the term depicts expectations of a state about its stable and predictable relations with counterparts. With the term gaining theoretical sway in constructivism since the 21st century, we argue, that it still lacks instrumental definition with fixed assumptions and variables. The analysis of ontological security is conducted in twofold manner. First, we overview the broad range of interpretations, demonstrate the absence of an instrumental definition of the concept and suggest some parameters of such a definition. Secondly, we study the ways how a state can gain ontological security. Three options of achieving ontological security are being presented: adaptation (assuming the role of ‘another’ from the external environment); change of rules (imposing its own role on the subject with whom the interaction occurs); and the breach of relations. At all these stages, the state tries either to adopt the norms and practices by which it interacts with the environment, or to redefine its position in ongoing relations with counterparties. We conclude by presenting a sought definition of the term and by arguing that the concept enhances the constructivist contribution to the IR theory since it allows to define the logic of states’ behavior in international arena. Thus, states seek to be socialized into an intersubjective reality and to define norms, practices and status through forging common and communicative knowledge with ‘other’. Otherwise, the state’s behavior could be irrational. Theory emphasizes the need to avoid situations of the ontological security dilemma: the state projects its own, mostly protective reality, which, however, does not provide it with ontological security from the counterparty and could potentially push for further escalation of crisis interactions.Authors declare the absence of conflict of interests.

Автор открывает дискуссию о возможностях концептуализации роли законодательной власти в формулировании внешнеполитических интересов США с точки зрения теории практик. В статье рассматриваются практики конгрессменов, в которых интерпретировался подход США к взаимодействию с Россией относительно реализации Европейского поэтапного адаптивного подхода по противоракетной обороне (Евро ПРО) в период президентства Б. Обамы. В статье показано, как в разные периоды времени выдвинутая инициатива Администрации заново изобреталась в практиках законодателей: от практик демократов, создававших законопроекты с планами интеграции российской системы ПРО в американскую, до полного запрета сотрудничества военных ведомств России и США в практиках республиканцев. Автор обращает внимание на обыденность трагизма мировой политики: международный кризис рождается в рутинном взаимодействии людей, погруженных в “игру практик”, а не в сознательную эскалацию. Структурно статья поделена на следующие блоки: первый посвящен обзору теории и концептуализации деятельности Конгресса США, второй – анализу практик законодателей США по вопросам диалога с Россией по ПРО.

Проблемам российско-американской конкуренции в Евразии посвящено большое количество академических исследований. Львиная доля работ, однако, – обращенная к таким сюжетам, как вопросы стратегической стабильности, кризис европейской архитектуры безопасности на фоне расширения НАТО на Восток, а также антитеррористическая борьба – не касается сюжетов, сопоставляющих внешнеполитическое позиционирование государств в невоенном аспекте. В предлагаемой статье рассматривается именно такая малоисследованная проблематика – проекты помощи развития двух стран как способы продвижения национальных интересов в одном из самых конфликтных на территории бывшего Советского Союза регионов Кавказа. Показано, как две страны, имеющие во многом общие угрозы в связи с нестабильностью в одном из ключевых регионов Евразии, по-разному реализуют защиту от них. Структурно статья поделена на четыре блока. В первом авторы приводят концептуальные основы анализа, раскрывая тенденцию “геополитизации” кавказского региона и показывая, что имеется в виду под невоенным политическим взаимодействием. Далее предлагается обзорный анализ американского и российского подходов к выстраиванию политико-экономических проектов на Кавказе, выявляют их характеристики. В заключении авторы проводят сопоставительный анализ невоенных подходов России и США к региональной безопасности на Кавказе.