No abstract

No abstract

Мельвиль Андрей Юрьевич, доктор философских наук, профессор, декан факультета политологии, проректор МГИМО (У) МИД РФ.Когда во время подготовки III Всероссийского конгресса политологов я предложил провести в его рамках межсекционное заседание, чтобы обсудить вопрос о политическом выборе России ("Политический выбор России. Сделан? Отсрочен? Отменен?"), я руководствовался следующим соображением. Вот уже свыше 10 лет идея "российского выбора" (понятно, что речь идет не об электоральной, а, если можно так выразиться, политико-экзистенциальной проблеме) у нас не просто на слуху, но и, по сути,в центре общественно-политических дискуссий. Высказываемые в ходе таких дискуссий позиции можно (конечно, огрубляя) свести к трем основным.1. Наша страна раз и навсегда сделала выбор в пользу политической демократии и рыночной экономики (а также новой самоидентификации); стратегический курс бесспорен, вопрос лишь в тактических деталях и конкретных обстоятельствах.2. Россия все еще пребывает в стадии транзитаясно, какова отправная точка ("советский тоталитаризм") и куда бы нам хотелось прийти ("нормальная" демократия западного типа), однако препятствия на этом пути громадные. Поэтому проблема в том, как наиболее грамотно и с наименьшими потерями выйти из "подвешенного" состояния, тем более что исход транзита все еще не определен.3. Российский демократический выбор, который поначалу казался самоочевидным, в действительности сделан только на словах, ибо в силу разных обстоятельств в стране возобладал компрадорский олигархический капитализм и сугубо имитационная демократия, лишенная реального смысла (здесь, по крайней мере внешне, тот фокус, в котором "либеральная" оппозиция отчасти пересекается с "народно-патриотической").Подобный разброс позиций показывает, что фундаментальные вопросыкакова реальная свобода "российского выбора"? где его пределы (в т.ч. хронологические)? наконец, состоялся ли он, а если нет, то что же с ним случилось?так и не получили ответа. В этой связи мне вспоминается история (рассказанная Ж-П.Сартром, кажется, в его апокрифическом эссе "Экзистенциализмэто гуманизм") об одном молодом французе, который во времена нацистской оккупации решил сделать свой свободный экзистенциальный выборуйти в партизаны, маки. Но у него была старая немощная мать, которая погибла бы без помощи сына. Вот онабытийная рамка, которая ограничивает реальную свободу выбора.Как-то в середине 1990-х годов я читал лекцию в Институте экономики переходного периода, где говорил об упущенных возможностях институционализации демократического прорыва осенью 1991 г. (нежелание или неготовность Б.Ельцина и его окружения пойти на свободные "учредительные выборы", которые в атмосфере того времени могли бы привести к возникновению четкого законодательного большинства радикальных демократов-реформаторов). Выслушав мои соображения, присутствовавший в зале Е.Т.Гайдар возразил: в конце 1991 г. страна находилась буквально на грани голода и энергетического коллапса, соответственноприоритеты были совсем иные, и заимствование хрестоматийных последовательностей з...

Статья посвящена анализу взаимовлияний между постсоветскими/российскими исследованиями (Russian Studies) последних трех десятилетий, с одной стороны, и динамикой современной политической науки в целом и сравнительной политологии, в частности, — с другой. На материале аналитического обзора публикаций по проблематике (1) предпосылок демократии и демократизации, (2) авторитарной модернизации без демократических реформ, (3) возможностей и ограничений институционального подхода, (4) роли государства и государственной состоятельности, (5) разновидностей постсоветского авторитаризма и (6) субнациональных измерений постсоветской политики обосновывается вывод о конструктивном использовании в постсоветских исследованиях общих политологических теоретико-методологических новаций,а также обсуждается вклад этих исследований в развитие современной политической компаративистики и политической науки в целом.

В данной статье рассматриваются теоретико-методологические основания концепта государственной состоятельности, под которой понимается способность государства выбирать и эффективно реализовывать собственные решения, в том числе касающиеся внутренней и внешней политики. Авторы подчеркивают, что одной из отличительных особенностей концепта является его многомерность, что приводит их к идее рассмотрения государственной состоятельности как многосоставного явления, комплекса взаимосвязанных способностей (“состоятельностей”), которыми обладает современное государство. В соответствии с данным предположением авторы останавливаются на трех основных измерениях государственной состоятельности: военно-принуждающей (обеспечение внешней безопасности и внутреннего порядка), экстрактивной (доступные в распоряжении государства финансовые ресурсы) и административно-бюрократической (качество административных и бюрократических институтов) способностях государства. Выбор измерений опирался прежде всего на идею наличия у любого современного государства ключевых (“зонтичных”) функций, которые, в свою очередь, могут послужить критерием для проведения сравнительных исследований. При переходе к операционализации подчеркивается особая важность соблюдения баланса между “максималистским” и “минималистским” подходами к отбору показателей. В рамках работы приводится обоснование использования набора индикаторов государственной состоятельности (для принуждающей способности – данные по военным расходам и агрегированный показатель контроля над насилием; для экстрактивной способности – собираемость подоходных налогов и совокупные доходы государственного бюджета, оба – в процентах к ВВП; для административно-бюрократической способности – агрегированный показатель качества управленческих институтов и уровень теневой экономики), который послужит основой для проведения эмпирического исследования и выделения характерных для отдельных групп стран устойчивых структур государственной состоятельности.