This article represents an extended version of the report "Scenarios of development for the Russian economy in the conditions of sanctions and falling oil prices" produced for the Civil Initiatives Committee in December 2014.

АннотацияВ работе исследуется актуальная для текущих российских условий проблема выявле-ния факторов, которые позволяют в период после резкого ослабления реального курса национальной валюты обеспечить высокие темпы роста физических объемов экспорта и успешное импортозамещение (в качестве индикаторов последнего применяются доля отечественных товаров во внутреннем спросе в текущих ценах и темпы роста внутрен-него спроса, удовлетворяемого внутренним производством товаров и услуг). Исходя из результатов межстрановых панельных регрессий показано, что положительная чистая внешняя позиция РФ создает благоприятные условия для наращивания экспорта на фоне ослабления курса. Наряду с этим доля импортных компонент в ненефтегазовом экспорте РФ близка к среднемировой, так что нельзя утверждать, что структура экспорта РФ явля-ется благоприятной с точки зрения величины стимулирующего эффекта ослабления курса рубля. В то же время анализ фактической динамики физических объемов ненефтегазового экспорта РФ в последние годы демонстрирует, что модельные показатели их прироста достигнуты не были. Динамика чистого экспорта показывает, что в 2014-2015 годах это с избытком компенсировалось тем, что темпы сокращения импорта существенно превы-шали модельные. В 2016 году вклад дополнительного (по сравнению с модельным) чистого экспорта в прирост ВВП уменьшился до нуля. Проведенный анализ также демонстрирует, что низкие показатели качества институциональной среды в РФ затрудняют поддержание положительного импульса для экспорта и импортозамещения в среднесрочной перспективе. Поэтому реализуемые в настоящее время специальные меры по содействию несырьевому экспорту и импортозамещению при всей своей значимости не отменяют необходимости постоянной работы над снижением инвестиционных рисков, повышением качества гос-управления и защитой конкуренции. Ключевые слова: политика поддержки экспорта, импортозамещение, реальный обменный курс. JEL: F14. Внешнеторговая политикаИлья Владимирович Прилепский -кандидат физико-математических наук, руководитель направления «Международная экономика» Экономической экспертной группы (109012, Москва, Ветошный пер., д. 5/4, оф. 206); старший научный сотрудник Центра бюджетного анализа и прогнозирования Научно-исследовательского финансового института (127006, Москва, Настасьинский пер., д. 3, стр. 2).

The paper looks into emergence of external imbalances and economy’s adjustment to them. We find that Russian economy adjusts mainly via increase or decrease of domestic demand (resulting in substantial risks and losses of production), while capacity of adjustment via exchange rate channel is very limited. Another conclusion is that long-term growth rate compatible with external sustainability amounts to just 2,2%. Any attempts to boost growth above this level, not supported with profound structural reforms, would entail regular painful crises, reverting economy to the two-percentage growth trajectory.

The Framework for Strong, Sustainable and Balanced Growth was adopted by the Group of 20 (G20) in 2009. It contains a wide range of commitments, including the use of fiscal, monetary and structural policies to support growth of gross domestic product (GDP), ensuring trade and investment openness and reducing global imbalances. The Framework's target areas evolve according to global economic conjunctures and the priorities of the presidency. This article studies the main outcomes of the G20's work in 2017 in the context of this evolution, accounting both for the German presidency's Framework priorities (resilient and inclusive growth) and elements of agendas in recent years (fiscal strategies, growth strategies and the enhanced structural reform agenda-ESRA). The findings indicate that the G20 indeed increased its focus on resilient and inclusive growth after concentrating mostly on growth rates in recent years. This is confirmed by the adoption of resilience principles as well as by an increase in the number of corresponding measures in growth strategies. With respect to previous agendas, G20 members succeeded in reducing fiscal risks, implementing growth strategy commitments and ESRA priorities. Still, estimates by the International Monetary Fund (IMF) and the Organisation for Economic Cooperation and Development (OECD) show that the G20 is unlikely to reach its goal of increasing collective GDP by 2% by 2018 through growth strategy measures. Another problem is that international organizations (IOs) do not fully capture the positive effects of G20 commitments on growth and inclusiveness. Overall, to reduce risks of a fall in the G20's credibility, the Argentinian presidency should maintain a focus on resilience and inclusiveness, elaborate a communication strategy for the G20's successes and intensify collaboration with IOs.

Decrease of dependency level between oil prices and ruble exchange rate is among the key goals of a new version of Russia's fiscal rule. This study analyzes motivation to adopt this goal by reviewing the estimates for impact of exchange rate volatility on economic growth. It proceeds to assessment of commodity-exporting countries experience and considers the effects of fiscal rule implementation on real and nominal exchange rate volatility. Moreover, the author conducts the long-term scenario analysis of ruble exchange rate volatility for different versions of the fiscal rule. The main results are as follows. First, reduction of the exchange rate volatility leads to a modest increase in investment and export growth. Second, in general, adoption of fiscal rules does not result in reduction of the exchange rate fluctuations, though in the case of Russia since 2017 ruble exchange rate has been significantly de-linked from oil prices. Finally, according to scenario analysis compared with other versions of the fiscal rule (2013 Russian version; Norwegian version; targeting non-oil deficit; tying expenditure growth to GDP growth; no fiscal rule) the current Russian version yields a substantial decrease in exchange rate volatility, though its performance could be further improved by introduction of a mechanism for the base oil price modification in case of a long-term fall in actual oil prices below 40$/barrel in constant 2017 dollars (which is the base price in the current version of the rule).