◆ Russian journal of legal studies. 2015 ◆ № 2 (3) 145 О концепции вины в составах преступлений против здоровья человека Расторопов С. В., доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры прокурорского надзора за соблюдением законов в оперативно-розыскной деятельности и участия прокурора в уголовном судопроизводстве Академии Генеральной прокуратуры РФ Аннотация. В процессе расследования преступлений против здоровья человека в вину субъекта вменяется тот результат, который в действительности произошел от его действия. При этом с субъективной стороны требуется наличие осознания им возможности наступления, в частности, и того результата, который наступил. Действующий с неопределенным умыслом субъект представляет себе эту возможность, так сказать, в общих чертах, специально не выделяя в своем сознании из массы возможных результатов данный, наступивший в действительности результат. Такая сложная концепция умысла в преступлениях против здоровья человека нуждается в выработке специальных правил квалификации соответствующего рода посягательств. Ключевые слова: преступления против здоровья человека, субъективная сторона, конкретизированный и неконкретизированный виды умысла, неосторожность.С убъективная сторона преступлений против здоровья человека представляет значительную трудность для анализа, которая обусловливается рядом объективных обстоятельств, коренящихся в самой природе рассматриваемых преступлений. Однако это вовсе не освобождает от необходимости в каждом конкретном случае посягательства на здоровье человека устанавливать ее, как и другие элементы состава преступления.В действующем УК РФ определена различная мера ответственности за преступления против здоровья человека, совершенные умышленно или по неосторожности. Более тяжкими среди рассматриваемых преступлений уголовный закон признает умышленные преступления против здоровья человека, что не вызывает сомнений в юридической литературе 1 . К их числу УК РФ относит преступления, предусмотренные ст. ст. 111, 112, 113, ч. 1 ст. 114, ч. 2 ст. 114, ст. ст. 115, 117, ст. ст. 121 и чч. 2 и 3 ст. 122 УК РФ. Теоретически они, как и всякие другие умышленные преступления, могут совершаться с прямым или косвенным умыслом в отношении любого из указанных в УК РФ последствий -наступления тяжкого, средней тяжести или легкого вреда здоровью человека. На это обстоятельство обращают внимание авторы практически всех учебников по уголовному праву России 2 , подтверждает правоприменительная практика 3 .

В статье рассматриваются некоторые аспекты уголовного наказания в виде принудительных работ. Авторы акцентируют внимание на правоограничениях, предусмотренных сущностью данной меры государственного принуждения. По мнению авторов, именно система правоограничений имеет принципиальное значение в вопросе относимости принудительных работ, предусмотренных ст. 53.1 УК РФ, к категории самостоятельного уголовного наказания, включенного в действующую систему наказаний в Российской Федерации. Все дело в том, что отечественный законодатель в упомянутой уголовно-правовой норме текстуально рассматривает принудительные работы в качестве альтернативы лишению свободы на срок до 5 лет за преступления небольшой или средней тяжести либо за совершение тяжкого преступления впервые, которые к тому же суд не может назначить непосредственно после признания лица виновным в совершении преступления, а лишь в порядке мотивированной замены, сформулированной в обвинительном приговоре. Все это и многое другое дает основание некоторым ученым-криминалистам рассматривать принудительные работы не как самостоятельное уголовное наказание, предусмотренное УК РФ, а как специальную форму реализации наказания в виде лишения свободы. В рамках краткого анализа авторы публикации выделяют совокупность правоограничений, свойственных принудительным работам, показывая его сущность и правовую природу и, исходя из этого, относят принудительные работы к самостоятельному виду уголовного наказания, по праву включенного в отечественную систему наказаний, предусмотренную ст. 44 УК РФ. The article discusses some aspects of criminal punishment in the form of forced labor. The authors focus on the legal restrictions provided by the essence of this measure of state coercion. According to the authors, it is the system of legal restrictions that is of fundamental importance in the issue of the relevance of forced labor under Art. 53.1 of the Criminal Code of the Russian Federation, to the category of independent criminal punishment included in the current system of punishments in the Russian Federation. The point is that our legislator, in the aforementioned criminal law norm, textually considers forced labor as an alternative to imprisonment for a term of up to 5 years for crimes of small or medium gravity or for committing a serious crime for the first time, which, moreover, the court cannot to appoint immediately after the person is found guilty of a crime, but only in the manner of a reasoned replacement, formulated in the conviction. All this and much more gives reason to some forensic scientists to consider forced labor not as an independent criminal punishment provided for by the Criminal Code of the Russian Federation, but as a special form of implementation of punishment in the form of imprisonment. As part of a brief analysis, the authors of the publication highlight a set of legal restrictions inherent in forced labor, showing its essence and legal nature and, based on this, classify forced labor as an independent type of criminal punishment, which is rightfully included in the domestic system of punishments provided for in Art. 44 of the Criminal Code of the Russian Federation.

Настоящее исследование посвящено проблемам законодательного построения санкций статьи, предусматривающей уголовную ответственность за мошенничество.Эффективность уголовно-правового предупреждения от противоправных посягательств во многом связана с научной обоснованностью, социальной обусловленностью уголовно-правовых санкций, их соответствием объективной экономической ситуации в стране. В работе проведен экспресс-анализ приговоров судов Российской Федерации в сфере назначения наказания за мошенничество. Авторами отмечается, что одним из составных элементов уголовной политики, направленной на предупреждение преступности, является пенологическая концепция уголовного права. В доктрине уголовного права выделяют две стадии пенализации: начальную, характеризующуюся установлением законодателем наказуемости ранее криминализированных деяний, и последующую, связанную с процессом вынесения приговора в судебном порядке. В статье определены различные аспекты содержания и сущности законодательной и практической пенализации. Обращено внимание на установление оснований для наказания и соотношение этого процесса с криминализацией рассматриваемых деяний. Дана оценка карательного потенциала санкций, предусмотренных ст. 159 УК РФ. This study is devoted to the problems of the legislative construction of the sanctions of the article providing for criminal liability for fraud. The effectiveness of criminal law prevention from unlawful encroachments is largely related to the scientific validity, social conditionality of criminal law sanctions, their compliance with the objective economic situation in the country. The paper provides an express analysis of the sentences of the courts of the Russian Federation in the field of sentencing for fraud. The authors note that one of the constituent elements of criminal policy aimed at crime prevention is the penological concept of criminal law. In the doctrine of criminal law, two stages of penalization are distinguished: the initial one, characterized by the establishment of the criminality of previously criminalized acts by the legislature, and the subsequent one, related to the sentencing process in court. The article defines various aspects of the content and essence of legal and practical penalization. Attention is drawn to the establishment of grounds for punishment and the correlation of this process with the criminalization of the acts in question. The assessment of the punitive potential of sanctions provided for in Article 159 of the Criminal Code of the Russian Federation is given.

В тексте данной статьи анализируются особенности и влияние тюремной субкультуры, неформальных норм и традиций, распространяемых идеологами преступного мира в местах лишения свободы. Авторы убеждены в том, что осужденные к лишению свободы как никакие другие лица впитывают в себя специфику неформальных норм «тюремного закона», являются носителями сопутствующей пенитенциарной атрибутики. При этом, как известно, правом регуляции и контроля за сохранением сложившихся неформальных «понятий», их обязательным соблюдением и распространением в уголовные массы обладают лица, имеющие наивысший авторитет в криминальных кругах (так называемые «воры в законе», «бродяги», «паханы», «блатные» и т. п.), которые для недопущения «загнивания» и «забвения» сложившихся столетиями преступных традиций и утраты своего влияния прибегают к всевозможным ухищрениям, коварству и разработке форм и методов личностного угнетения основной массы осужденных. Каждый осужденный к лишению свободы, к сожалению, поставлен с самого начала отбывания назначенного судом наказания в ситуацию лавирования, а затем и определенного выбора между администрацией учреждения и тюремным спецконтингентом со всеми вытекающими из этого последствиями. В связи с этим в работе затрагивается вопрос о проблеме сложного идеологического выбора осужденных к лишению свободы: приверженности этим обычаям и законам или же их непринятии. К большому сожалению, в современных условиях нередко для того, чтобы осужденному морально и физически приспособиться, суметь просуществовать и продержаться в тюремных условиях с минимальными рисками для своего «Я» и собственной безопасности, ему, так или иначе, приходится соблюдать заведенные тюремные принципы и традиции. При этом, представляется, что в целом задатки человечности и наличие достойных внутренних качеств, несмотря ни на что, остаются в осужденном, не позволяя затягивать его окончательно в «трясину преступной жизни». На поиск и правильное развитие порой тщательно скрытого, но столь необходимого для процесса исправления осужденного противоречия между его внешним поведением и внутренним содержанием, должны делать большую ставку и упор в своей деятельности работники социально-психологических и воспитательных служб исправительных учреждений. The text of this article analyzes the features and influence of the prison subculture, informal norms and traditions spread by the ideologists of the underworld in places of imprisonment. The authors are convinced that those who sentenced to imprisonment more than other persons absorb the specifics of the informal norms of the «prison law», are the bearers of the accompanying penitentiary attributes. At the same time, as you know, the right to regulate and control the preservation of the prevailing informal «concepts», their mandatory observance and dissemination to the criminal masses belongs to persons who have the highest authority in criminal circles (the so-called «thieves in law», «vagabonds», «kingpin», «trusties», etc.), who, in order to prevent the «decay» and «oblivion» of centuries-old criminal traditions and the loss of their influence, resort to all sorts of tricks, deceit and the development of forms and methods of personal oppression of the majority of prisoners. Every person sentenced to imprisonment, unfortunately, is put from the very beginning of serving the sentence imposed by the court in a situation of maneuvering, and then a certain choice between the administration of the institution and the special prison population with all the ensuing consequences. In this regard, the work touches on the problem of the complex ideological choice of those sentenced to imprisonment: adherence to these customs and laws or their rejection. Unfortunately, in modern conditions, for a prisoner in order to adapt mentally and physically, be able to exist and hold out in prison conditions with minimal risks to his «I» and his own safety, he, one way or another, has to observe the established prison principles and traditions. At the same time, it seems that, on the whole, the inclinations of humanity and the presence of worthy inner qualities, no matter what, remain in the prisoner, not allowing him to be drawn completely into the «quagmire of a criminal life». The search and correct development of the sometimes carefully hidden, but so necessary for the process of correcting the prisoner, the contradiction between his external behavior and internal content, should place a great deal of fixation and emphasis in their activities on the part of workers of the socio-psychological and educational services of correctional institutions.

В данной статье авторы раскрывают проблему противодействия профессиональной деформации сотрудников правоохранительных органов путем их приобщения к тюремной субкультуре, идеологии «АУЕ» (криминальная инкультурация) начиная от зарождения девиантных мыслей до совершения преступлений, а также рассматривают некоторые вопросы детерминации и профилактики данного явления. Авторы отмечают, что приобщение сотрудников правоохранительной системы России к идеям криминального мира является следствием одного из направлений тщательно продуманной деятельности криминальных авторитетов, находящихся как в местах лишения свободы, так и на свободе, в отношении действующих сотрудников силовых структур. В статье рассматривается возможность привлечения сотрудников к ответственности по ч. 3 ст. 282. 2 УК РФ (Участие в деятельности экстремистской организации с использованием лицом своего служебного положения). Авторами подчеркивается важность уголовно-правового предупреждения в рассматриваемом вопросе. В заключение авторы отмечают необходимость четкого разграничения таких неприемлемых идейных взгляды сотрудников ведомственных структур, как принятие, тяготение, приобщение, поддержание, потворствование, распространение и привнесение в служебно-деловое и бытовое общение норм тюремной субкультуры, с общечеловеческими понятиями: сочувствием, пониманием, сопереживанием, чуткостью, взаимоуважением, взаимопомощью, которые также могут проявляться в работе и с лицами, совершившими преступления. In this article, the author reveals the problem of professional deformation of law enforcement officers by introducing them to the prison subculture, the ideology of «AUE» (criminal inculturation), starting from the inception of deviant thoughts to the commission of crimes by them, and also considers some issues of the determination and prevention of this phenomenon. The authors note that the introduction of the Russian law enforcement system to the ideas of the criminal world is a consequence of one of the directions of carefully thought-out activities of criminal authorities, both in places of imprisonment and at large, in relation to the current employees of law enforcement agencies. The article considers the possibility of bringing employees to responsibility under Part 3 of Article 282.2 of the Criminal Code of the Russian Federation (Participation in the activities of an extremist organization using a person's official position). The authors emphasize the importance of criminal law prevention in the issue under consideration. In conclusion, the authors note the need for a clear distinction between such unacceptable ideological views of employees of departmental structures as acceptance, attraction, communion, maintenance, indulgence, dissemination and introduction into official, business and everyday communication of the norms of the prison subculture, with universal concepts: sympathy, understanding, empathy, sensitivity, mutual respect, mutual assistance, which can also manifest themselves in working with persons who have committed crimes.